Александр Моисеевич Силивончик – заметная личность в Братске. Его знает почти весь город. Во-первых, он вместе с родителями приехал сюда в шестидесятые годы, и поэтому имеет полное право называться коренным жителем. Во-вторых, с 1974 года и до 2005-го работал фотокорреспондентом в легендарной газете «Знамя». Были времена, когда голос «Знамени» мог быть приговором для кого-то. Выступление с этой газетной трибуны могло поломать судьбу и навеки приклеить нехороший ярлык или, наоборот, вознести до небес. Письма в редакцию газеты приходили если уж и не мешками, то пачками точно. В-третьих, он импозантный мужчина с окладистой седой бородой, заметной издалека. В местном политбомонде и до сих пор ходят слухи о том, что если где-то появился Силивончик, то с минуты на минуту здесь появится и сам мэр. И еще одна немаловажная деталь – у Александра Моисеевича есть ярко выраженная коммерческая жилка, которая помогала ему и в старые добрые советские времена, и в эпоху «веселой» перестройки. Сейчас он входит в дирекцию типографии «Полиграф» — бизнес вполне успешный и стабильный. Более тридцати лет Александр Моисеевич посвятил «Знамени», является ее уважаемым ветераном, награжден почетным знаком Союза журналистов России, имеет огромное количество благодарностей и почетных грамот за верность и преданность профессии, и поэтому накануне 85-летия газеты мы задали ему несколько вопросов, а он на них с удовольствием ответил.
Один из главных вопросов, который так и хочется задать в первую очередь: как газета выживала в кризисные перестроечные времена? Тем более, что сегодня бумажные газеты оказались в такой же ловушке, как и тогда, в девяностые. Многие с большим интересом наблюдают, выживут или не выживут… Кому повезет, и кто останется на плаву, а кто уйдет в историю…
Когда началась перестройка, начался раздрай и в газете. Горкому партии было особо не до нас. Власть изменилась, и мы оказались никому не нужны. Финансирование за счет государства потихонечку прекратилось. А вы помните, что все газеты в СССР были на государственном содержании. К тому времени у «Знамени» был огромный тираж – он распространялся в Братске и в Братском районе в пределах 70 тысяч экземпляров, это было сопоставимо с тиражом областной партийной газеты «Восточно-Сибирская правда», мы никогда не были дотационной газетой, и за счет нашей прибыли «кормились» другие районные и городские газеты. Номер продавался за две копейки, и мы приносили неплохие деньги в областной бюджет – тогда все было централизованно. Нам выделялось определенное количество денег в соответствии со штатным расписанием. И мы даже не могли сами себе премию выписать. Приходило распоряжение из Иркутска – из областного управления по печати, и только после этого нам выдавали по 9-10 рублей. Обычно к праздникам.
К тому моменту, когда в стране, соответственно в городе началось безвластие, нашим редактором был Юрий Антонович Подскочин. Он занял такую позицию: а почему я должен бегать за кем-то с протянутой рукой? Мы главная газета города — пусть они за нами бегают, а я не буду. В итоге у нас начались не лучшие времена, а те, кто пошустрее, сами себе выбивали деньги. Мы коллективом на все это смотрели-смотрели, а потом решили провести общее собрание и выбрать более пробивное руководство. В то время как раз была мода выдвигать или переизбирать руководителей. На смену замечательному творческому человеку и прекрасному журналисту пришла Валентина Федоровна Завьялова, которая умело занималась не только редактированием газеты, но и коммерческими вопросами. Она была очень коммуникабельной, легко договаривалась. В последнее время часто оставалась за редактора. И в редакции начались какие-то подвижки. Валентина Федоровна была представителем более молодого, современного поколения, которое бесстрашно окунулось в непонятную, никому не известную рыночную экономику. Мы начали встречаться с администрацией, находить какие-то общие взаимовыгодные интересы, и это позволило газете «Знамя» прокормиться. Осложняла ситуацию и дикая инфляция. Если, например, сегодня деньги стоили 10 тысяч рублей, то уже завтра они превращались в ноль. Только-только мы рассчитались за печать газеты с типографией, как деньги снова испарялись из-за инфляции. Небольшая деталь – на тот промежуток времени коммунистическая партия еще присутствовала. Нас спасало то, что в те годы стало больше появляться рекламы. При отсутствии поддержки со стороны городской власти это было очень важно. Газета в городе тогда была только одна – «Знамя», и все рекламодатели шли к нам. Больше идти было некуда. «Огни Ангары» уже закрылись как полноценная газета. Вся реклама сконцентрировалась у нас, а я занимался выбиванием долгов. Ездил по предприятиям-должникам, вел переговоры. Была, например, такая организация – «Браскана», которая торговала парфюмерией, хозяйственными товарами. Я приходил к руководителю и говорил: вы нам должны энное количество денег. Руководитель разводил руками и говорил: выбирай, что хочешь, из товара. Я созванивался с администрацией, с Завьяловой, с бухгалтером. В итоге у нас даже образовалась такая система: кому что надо на заказ – кому телевизор, кому холодильник, кому швейную машинку, кому стиральную. Многие еще, наверное, не забыли, что такое бартер. По бартеру мы рассчитывались и с типографией. Им что-то подкидывали, менялись. Дожили до того, что многие уже говорили, что набрали всего, и им потом нечем будет рассчитываться с редакцией. Но времена были такие, и мы понимали, что никто ничего у нас уже не заберет.
Александр Моисеевич, сколько человек было в коллективе? Интересуюсь потому, что сегодня в «Знамени» работают всего пять человек, из них, можно сказать, полтора журналиста.
Самое интересное, что в газете работало много народу. Это была веселая пора. Второй этаж в здании нынешней типографии был занят газетой полностью. В каждом кабинете сидело по два-три человека. В общей сложности больше двадцати человек – десять мужчин и двенадцать женщин. Там, где сейчас кабинет редакции, раньше был партийный отдел. Там сидел заместитель редактора Розенталь и корреспондент Августовский.
А позже пошло по убывающей. Народу становилось все меньше. Это стало наблюдаться, когда прекратилось финансирование из администрации, и редакция стала жить своей скудной жизнью. К тому времени редактором в газету уже пришла Елена Подскочина, дочь Юрия Антоновича. Но это были такие времена, что ей вряд ли удалось бы переломить ситуацию. Политика редакции была такой: если кто-то увольнялся или уходил на пенсию, на его место уже никого не брали. Это вынужденная мера. Вот таким способом газета «Знамя» и докатилась до тех пяти человек, что работают сейчас.
Вы пришли в газету в 1974 году, и об этом сохранилась соответствующая запись в книге приказов по редакции. Какие остались впечатления от того времени?
Я устроился в газету по рекомендации. В тот год уезжал на строительство БАМа фотокорреспондент Пьянов. Пришел к нам в студию Братского телевидения искать себе замену. Выбор остановился на мне как на самом молодом, и я пришел к Ананию Мурашову писать заявление о приеме на работу. Он в то время был редактором газеты. В новый коллектив я пришел под самый новый год – 13 декабря. Так все и началось – бесконечные командировки… Время и тогда было веселое, газета выходила пять раз в неделю, кроме среды и воскресенья. В среду наступал «отсыпной» планерочный день. С утра все приходили в кабинет к редактору подводить итоги. Кого-то «строгали», кого-то хвалили. Специальный дежурный всю неделю читал редакционные материалы, а по средам «наводил» критику и выносил предложения, кого и за что наказать.
Я слышала, что в те годы с дисциплиной в редакциях районных и городских газет были проблемы. Это правда или миф?
Ну, мы люди творческие, а где творчество, там и вопросы по дисциплине. Не будем углубляться в тему. Самое страшное наказание было все-таки, если случался какой-то ляп в газете. Это не дай Бог, конечно. И не столько с точки зрения лишения премии – пять рублей по карману не били, сколько с моральной – это большие внутренние душевные переживания. Особенно это было неприятно для коммунистов, их могли и с «занесением в личное дело» на партийном собрании «штурмовать». Все мы люди, есть человеческий фактор. Кто-то недослышал, кто-то не договорил, кто-то пробубнил. В итоге исказилась фамилия.
В то время фотографии заказывали на металлических пластинах через цинкографию в Иркутске. На это уходило иногда по три-четыре месяца. Был такой случай, что человек умер, а фотография пошла в текст. Бывали неприятности и из-за высосанной из пальца информации. Был у нас сотрудник, который грешил этим.
В те годы, насколько мне известно, все газеты продвигали линию партии. Как это было в газете «Знамя»?
Конечно. Юрий Антонович Подскочин, как член бюро горкома партии, постоянно присутствовал на всех заседаниях. Получал задания, рекомендации, указания и т.д. Жизнь продолжалась от пятилетки к пятилетке. Если съезд КПСС выдвинул какие-то решения, мы должны были быстро сориентироваться и подстраховаться. Если город брал обязательства к XXIV съезду построить новый микрорайон или кинотеатр, естественно, у нас появлялись новые рубрики. Ежедневно в газете было по четыре полосы. На первую страницу обязательно нужно было поставить фотографию передовика производства, на вторую – что-нибудь о партийной жизни. На третью — о культуре и общественной жизни. На четвертую шли спорт, развлечения. И на основании этого надо было подбирать фотографии – настоящий конвейер. Ходил по предприятиям – искал ударников коммунистического труда. Собирал фактаж — какие заслуги, сколько медалей, какие звания… Все это набирал в массовом порядке. Иногда по полдня пропадал на заводе или на предприятии. По вопросам партийной жизни меня информировал секретарь парткома, давал мне кандидатуры агитаторов и политинформаторов. Хорошим помощником мне был профсоюз.
Каким фотоаппаратом снимал?
В семидесятые и «Зенитом», и «Практикой» из ГДР, и «ФЭДом»… В редакции были фотоаппараты, но все самое лучшее было своим собственным. Мои фотоаппараты до сих пор у меня сохранились – сейчас выставлены в коллекции в типографии «Полиграф».
Александр Моисеевич, понятно, что газета придерживалась партийной пропагандистской линии. А какие-то критические статьи на ее страницах появлялись?
Конечно, писали и критику. Но это было ЧП городского масштаба, если выходил какой-то критический материал. Фактически для руководителя критикуемого предприятия наступал очень неприятный момент, который грозил его карьере. Потому что это происходило во всеуслышание. А газету «Знамя» не просто читали, а досконально изучали. Ей доверяли и относились ко всему, что было написано, с огромнейшим уважением. Наши читатели следили даже за запятыми, не в том месте поставленными. Я уж не говорю про факты. Если кто-нибудь напишет, что перекрытие было в 12 часов, а оно было на самом деле в 11, то нам предстояли большие разборки. Люди читали газету от корки до корки. Других надежных источников городской информации в то время и не было, кроме телевидения.
И, честно говоря, газета «Знамя» критическими материалами не злоупотребляла.
А когда в девяностые годы наступила перестройка, она не развязала руки критикам?
Конечно. Желающих лихо писать и критиковать было много. Но Фёдоровна была очень аккуратным редактором. Она если видела, что кто-то замахнулся на что-то, она легонечко исправляла. Завьялова была очень дипломатична. А вот Александр Костик, бывший редактор «Огней Ангары», это дело очень любил – покритиковать кого-нибудь. К нам он пришел корреспондентом и обожал конфликтные материалы. Виктор Степанов много писал «Из зала суда». Ходил на заседания, в суде был своим человеком. Ни один громкий процесс не проходил без его присутствия. Ему заранее звонили, приглашали. И Степанов периодически выдавал страницы, которые весь город читал взахлеб. Плюс его коньком были письма в редакцию. Вот здесь он тоже позволял себе хлестнуть кого-нибудь. А писем, как я уже говорил, в редакцию приходило много: кого-то обсчитали, кого-то обвешали… После публикации некоторых писем у редакции иногда возникали определенные трудности… Но до суда дела практически не доходили. Завьялова умела выруливать.
Как редакция подбирала кадры?
Я уже говорил, что в редакции в семидесятые годы и позже было десять мужиков, все в расцвете сил, все грамотные, настоящие журналисты с большой буквы, профессионалы. Сейчас столько и таких кадров в редакциях нет. И что еще у нас было хорошо в газете «Знамя», так это то, что в то время мы могли себе позволить заполучить любого журналиста, и не только из Братска. Тогда редакция могла себе позволить предоставить нужному сотруднику квартиру. Так пригласили Войлошникова. Он жил и работал где-то под Усольем. Очень грамотный, эрудированный человек, поэт. И еще – общительный, компанейский… Позже так же «купили» Августовского. Он еще даже не окончил университет, учился на последнем курсе в университете, а мы его уже забрали. Перевелся на заочное отделение. Заочно учились у нас и Завьялова, и Степанов.
Наверное, через газету с такой большой историей прошло немало журналистов?
Я бы не сказал, что много. Дело в том, что работать в легендарной газете «Знамя» всегда было престижно, и не всем удавалось попасть в штат. В газете сложился хороший костяк — сильнейшие журналисты. А замечательная дружеская атмосфера, взаимопомощь и взаимовыручка – это то, о чем мечтает любой творческий человек. Люди в основном уходили сразу на пенсию или по каким-то серьезным причинам, например, связанным с переездом. Августовский и Червов покинули газету во время перестройки, открыли свое печатное издание и в основном работали на рекламе, но и острые интересные материалы тоже давали. Мы с Костиком (это фамилия) тоже начинали делать рекламную газету – он ее макетировал, и у нас неплохо получалось. Мы выпускали ее с полгода, но Юрию Антоновичу Подскочину, который был тогда редактором «Знамени» — нашего основного места работы, это очень не нравилось. Бывали у нас с ним проблемы. Это девушки его очень любили, он принимал их на работу. Кстати, Подскочин окончил высшую партийную школу. Тогда журналистам-выпускникам ВПШ была прямая дорога в редакторы. Юрий Антонович работал корреспондентом в «Восточно-Сибирской правде», и позже его направили редактором в «Знамя», в Братск.
Александр Моисеевич, отработав больше тридцати лет в газете, вы все-таки из нее ушли. Почему?
Да, ушел. В 2005 году, когда Сергей Васильевич Серебренников был избран мэром города, он пригласил меня на работу. И редакцию такой расклад, конечно, устраивал. Я совмещал работу, оперативно приносил фотоинформацию, газета всегда была в курсе событий в числе первых. Кроме этого, по работе мог пользоваться машиной администрации для поездок по мероприятиям. Валентину Федоровну Завьялову это устраивало. А потом друзья пригласили меня в совместное дело – в типографию «Полиграф». Я стал там директором, и мы с Завьяловой полюбовно решили, что мне пора уходить. С финансированием по газете тогда было не очень, и я стал работать в редакции по договору.
У вас была в редакции фотолаборатория, отдельный кабинет?
Конечно. Я уже говорил о том, что по сравнению с тем, что сейчас – два маленьких кабинета на редакцию — тогда все было по-другому. У меня на первом этаже в здании типографии была фотолаборатория. Объемы работы были конечно, огромные. Помощников не было. Иногда Валера Павлов что-то подкидывал, но в основном все делал сам. Все-таки пять номеров по четыре страницы в неделю, «с лейкой и блокнотом» на автобусах, да еще и по району… – это серьезно. В 1974 году редакционная «Волга» уже почти не работала – стояла под забором. В те годы на редакторе были обязанности и по типографии. Редактор газеты был и директором типографии одновременно. Типография и газета были одно целое. Я занимался бригадой по разгрузке бумаги. Предприятия разъединились, потому что, наконец, наверху по решению партийных органов пришли к мнению, что совмещение производственных процессов и творческих ни к чему хорошему не приводит. А до этого мы должны были бумагу купить, разгрузить, привезти в типографию. И все это длилось до последнего времени, вплоть до революции, до перестройки. Такое совмещение было очень тяжелым. Приходил вагон бумаги, один рулон – по 300-400 килограммов. Его надо было поднять, подтолкнуть, на машину закатить. Да еще с таким тиражом, да без каров и специальных подъемников. Я, как ответственный за это дело, бежал договаривался с АТУ-3 с машиной. Одним словом, нас так замордовали с этой бумагой, да еще и за копейки по оплате, что мы решили забастовать. Мы все грамотные люди, написали письма – одно в горком партии, другое – в обком, третье – в управление по печати. Тогда Подскочин был редактором, это уже в начале восьмидесятых. Пошумели — и вопрос решился.
Конечно, газета «Знамя» сыграла в моей жизни большую роль. Захожу в редакцию и сейчас, не забываю, помогаю. Газета для меня навсегда осталась родной, моим домом. А теперь вот два маленьких кабинета осталось, и пять человек работников, ну что тут скажешь… Времена меняются.
Ирина ЛАГУНОВА
Похожие статьи
Выпуск газеты
