(НЕИЗВЕСТНЫЕ СТРАНИЦЫ ИЗ ЖИЗНИ ОСНОВАТЕЛЯ «АНГАРСКОЙ ДЕРЕВНИ»)
Выйдя на пенсию, братский журналист Эмма Петровна Зачиняева наконец-то занялась архивом своего покойного мужа Октября Леонова. Когда-то, помнится, Эмма Петровна жаловалась коллегам: «Никак руки не доходят», но большая часть документов Октября Михайловича, тем не менее, была уже разложена по папкам. Что-то в своё время отобрал сам Леонов, что-то – Эмма Петровна. Основной принцип сортировки – время написания, то есть в одной папке хранятся совершенно различные документы, появившиеся на свет в один и тот же год. В последнее время, однако, Эмма Петровна задумалась: а удобна ли такая система архивирования? Не лучше ли по темам рассортировать бумаги? Создать, например, следующие разделы: «Литература», «Публицистика», «Письма», «Ангарская деревня», «Дубынинские писаницы», «Прочее». Но и тут могут быть подводные камни, поскольку некоторые документы могут касаться сразу нескольких тем. Так или иначе, решила Эмма Петровна, но архив надо приводить в порядок…
БЕСПОКОЙНЫЙ ХАРАКТЕР
Заняться своими бумагами более основательно Октябрю Леонову, похоже, было просто некогда. «Простой и противоречивый, лиричный и деловитый, бесшабашно веселый и академически строгий, — писали об Октябре Леонове газеты. — Мог плясать весь вечер напролет (у него по всему Братску были любимые женщины по танцам), а мог ночами сидеть над книгой с карандашом в руке или читать многочасовую лекцию… Одни его любили, а у других одно упоминание его имени вызывало нервные судороги. Главное его качество, его стержень, наверное, в беспокойстве. Не сразу и скажешь, то ли жизнь его помотала, то ли он ее. Родившись в семье красного командира (у отца Леонова, говорят, был орден Красного Знамени за № 4), Октябрь получил не только новомодное имечко, но и большевистское воспитание. В семье, правда, долгие годы сохранялось предание, будто Октябрь был внебрачным сыном какого-то турка или кавказского князя, но это, скорее всего, байки, навеянные восточной внешностью Октября. Чернявый, крупнолицый, нос с горбинкой. В школе Октябрь держался независимо, может быть, даже с некоторым апломбом, учился хорошо, а потому, спустя десятилетия, одноклассники, вспоминая о нем, говорили: «Думаю, уже министр», «Не меньше». Так, наверное, и случилось бы, но помешал все тот же бескомпромиссный характер».
В архиве Леонова сохранился уникальный документ: в 1956 году Октябрь Михайлович пишет Хрущеву: «Уважаемый Никита Сергеевич! Я обращаюсь к Вам как коммунист и секретарь партийной организации второго курса Хабаровской краевой партийной школы, выражая мнение не только свое, но и всех коммунистов нашей парторганизации, по поводу подготовки партийных работников среднего звена в республиканских, краевых и областных партийных школах. Эти школы, как известно, не дают законченного высшего образования… и партийный, советский работник должен учиться дальше – на заочном отделении высшей партийной школы при ЦК КПСС. Практика показывает, что заочники ВПШ повторяют то же, что они изучали раньше в краевых и областных школах. И знания их ниже, чем знания слушателей очных школ… У нас создано очень много партийных школ. При такой раздробленности, безусловно, трудно поднять уровень преподавания до необходимого. Поэтому целесообразно провести их объединение. Так, например, по Дальнему Востоку можно объединить читинскую и владивостокскую школы на базе хабаровской… Это даст большую экономию партийных средств и создаст возможность готовить партийных и советских работников с высшим образованием…».
Неизвестно, дошло ли это письмо до Хрущева, только партийно-советское образование в дальнейшем развивалось будто по сценарию, предложенному Леоновым. И уже из этого письма можно понять, какая судьба ждет его автора: инициатива, как известно, наказуема…
Несколько толстых тетрадей из архива Октября Леонова посвящены истории Приангарья, но как человек глубоко эрудированный, он интересовался совершенно разными сторонами жизни. К примеру, народным образованием. К этой теме он подошел совершенно под неожиданным углом, предложив в одной из своих публикаций распространить опыт колхозов, созданных на базе общеобразовательных школ.
КРАЕВЕДЕНИЕ
Неизданная книга Октября Леонова «Путь к звездному часу» посвящена его жизни и работе в Братске. Леонов писал: «В самом начале ноября 1975 года, когда на Долгом пороге Ангары работала экспедиция по подготовке к вывозу диабазовых блоков с наскальными рисунками, найденными А.П. Окладниковым в 37-м году и мной в 1974, попросил я бакенщика Ивана Дубровина отвезти меня на правый берег порога: походить, поискать. Я искал наскальные рисунки. Это было почти безнадежным делом в густонаселенном районе, где десятки и сотни лет по реке проходили кочи первых землепроходцев, лодки местных жителей, теплоходы и баржи
Братскгэсстроя, где работали экспедиции гидрологов и археологов, где побывали сотни рыбаков. Но что поделаешь, если влечет упрямое желание найти… И они нашлись. Более 100 рисунков различных эпох! Целая картинная галерея. Это было настолько неожиданным и невероятным, что в Братск срочно прилетел академик Окладников и в мороз лазил по скалам. Там, на Дубынинской писанице, увидел я впервые загадочные, ни на что не похожие изображения человеческих лиц сердцевидной формы, с огромными глазами, обведенными концентрическими окружностями. Откуда они пришли в мир охотников и лосей, чьи изображения главенствовали на Дубынинской писанице?».
Это, наверное, и был звездный час Октября Леонова. Эмма Петровна вспоминает, что домой Октябрь Михайлович приехал как никогда серьезным и торжественным. Только и сказал: «Это грандиозно…». Возраст писаниц датировался от 4 до 6 тысяч лет. Понимая значимость своего открытия, Октябрь Михайлович понимал и другое – писаницы в скором времени могут бесследно исчезнуть под водой Усть-Илимского водохранилища, и потому выглядел в то время не лучше найденных им ликов. В истории научных открытий вряд ли найдешь более печальный случай, почти трагический. Октябрь Михайлович не сидел, сложа руки, пытался спасти свою находку – рисунки выпиливались блоками, в них вбивали анкера и привязывали буйки, чтобы потом, после затопления, можно было найти, достать со дна и вывезти в музей. Но всё оказалось напрасным. Октябрю Михайловичу удалось доставить в Братск только один камень с едва различимым изображением лося. Камень во время пожара в «Ангарской деревне» раскололся, и лишь недавно его реставрировали.
СТИХИ И ПИСЬМА
Помимо двух книг прозы – «1500 километров раздумий» и «Путь к звездному часу» в архиве Октября Леонова сохранилось множество стихотворений и самиздатовский сборник верлибров (белых стихов), датированный 1969 годом. Октябрь Леонов совсем недавно приехал в Братск, и в его стихотворениях то и дело звучит «былое» — Север, море, пурга — и Любовь:
Слышишь, зову. Слышишь, кричу тебе…
Я не могу работать.
Голова моя отказывается работать.
Она полна молчанием.
Она забита им до отказа.
Черное мятущееся молчание распирает голову,
И в ней нет ни одной клеточки,
В которой не сидело бы это проклятое молчание…
Разве пробьешь Великое Черное Молчание
Хрупкими листками радиограмм?
Слышишь, зову. Слышишь, кричу тебе…
К стихотворениям Октября Леонова можно относиться по-разному (кому-то они покажутся несовершенными, кому-то слишком сложными, непоэтичными), но его письма в свое время заинтересовали иркутских писателей. Точнее, та часть его почты, которая связана с именем писателя Олега Куваева, автором романа «Территория». Некоторые письма просто «экзотичны». Нередко Леонов и его друзья не то дурачась, не то остерегаясь, прибегают к эзопову языку. «Достопочтенный сир, — пишет Куваев Леонову. — После вашего отъезда Магадан поскучнел. Женщины стали худы и невзрачны, погода хмура, и воздух утратил столь обычную для этих мест свежесть. Сир! Спешу сообщить, что ожидавшееся заседание шайки тамплиеров так и не состоялось. Магистр ордена, заслушав отчет о летних завоеваниях этого года, проявил весьма заметное удовлетворение и одним мановением руки прекратил недостойные акции тамплиеров… Из города с неприличествующим шумом изгнан известный Вам живописец дон Гриц энд К. Основной причиной этого чернь считает сделанное Вами устное сообщение. Но необходимо отметить, что сторонники названного живописца деятельности не прекращают… Ваш покорный слуга Олег, рыцарь Ордена Костяной пластинки».
Не менее интересна и переписка Леонова с академиком Александром Ополовниковым, который по приглашению Октября Михайловича в 70-х годах занимался изучением архитектурных памятников в местности, попавшей под затопление водохранилища Усть-Илимской ГЭС. В одном из первых своих писем в Братск Ополовников подсказывает Леонову, как правильно написать обращение к директору центрального научно-исследовательского института теории и истории архитектуры: «…Мы обращаемся к вам оказать научную помощь – командировать в Братск на 30 дней сотрудника института А.В. Ополовникова. Расходы по командировке принимаем на себя… Вот примерно так. Но обязательно включите формулировку «оказать научную помощь». Жду ответа, как соловей это! P.S. Можете писать любую «липу». Лишь бы был красивый и солидный бланк, регистрационный номер (хоть с потолка) и другие внешние атрибуты».
Вот так с преодоления бюрократических препон начиналось важное дело – сохранение культурного наследия Приангарья.
После первой командировки в Сибирь Окладников пишет Леонову: «Очень хочется в Сибирь «на каторгу»… Сибирь запоминается куда сильнее, чем наши широты. Есть в ней что-то, что не укладывается в привычные обиходные понятия – как в квантовой механике. Но чувствуется очень остро – до щемящей боли в сердце! Так. Не подумайте, что эти чувства могут отозваться на моем дырявом сердце. У меня два разных сердца, и чувствует не то, что болит».
Первую командировку Ополовникова в Братск хорошо описал сам Октябрь Леонов в неоконченном очерке «Путешествие с Учёным». Очерк был запланирован «в девяти новеллах с эпилогом и прологом», но Октябрь Михайлович, скорее всего, успел написать лишь две «новеллы» — других, по крайней мере, в архиве нет.
Сергей МАСЛАКОВ
