«КУЛАЦКИЕ» ЗЕМЛИ НАШИХ ДЕДОВ 

Воспоминания Ивана НЕВМЕРЖИЦКОГО

1. ПОЛЕСЬЕ

Я не видел своих дедов. Дед по отцу Иван (Ян) был известен особой силой и ловкостью. Вернулся после двадцати пяти лет службы в царской армии с конем и навыками лихого кавалериста. На спор с земляками гнал коня галопом и успевал схватить с земли золотой рубль, становившийся его призом за удаль. Рассказы отца я воспринимал как упрек: дед умел то, что выделяло его… Мне – подростку — хотелось доказать, что я тоже многое смогу, дайте только подрасти… Успокоился отец после того, как лет в тринадцать я показал некоторые из силовых упражнений деда. На вытянутой руке удерживал за конец ствола дробовик так, чтобы он был продолжением руки, поднимал с пола тяжелый стул за ножку, противоположную спинке, сохраняя руку прямой. Отец, Павел Иванович, эмоций не проявлял. Отметил только: и ружье, и стул деда были гораздо тяжелее… Летние каникулы иногда я стал проводить в родном селе Лучанки. Там для подростка был рай. Речушка с чистой водой и рыбой, которую сельские ребята, мои родственники в основном, научили ловить под корягами руками. Однажды в деревне меня остановила и позвала в дом босоногая бабуля. Тогда, в летнее время, по прогретому песку сельских улиц нередко старые люди ходили босиком. — Сынок, ты же Починков Иванчик? (Починки — это была наша родовая неофициальная фамилия, применяемая иногда и в сельских документах, чтобы определить одного от остальных Невмержицких). Ты сын Павла и Параски? Я хочу рассказать тебе про твоего деда. Ян был очень интересным, умелым, сильным.

Я ответил, что отец мне говорил об этом. Бабушка сказала: это хорошо, что вспоминаете деда. — А говорили тебе, что он красиво танцевал и на дудочке играл, здорово пел, и борода его была густая и опрятная?

Да, об этом не говорили. Не говорили и о том, почему древней старушке так хотелось про моего деда поговорить.

• НЕВМЕРЖИЦКИЕ-НЕУМИРАЮЩИЕ

Бабушку Настулю (Анастасию) я почему-то звал Наталкой. До службы деда Яна она родила двух дочерей, а моего отца, Павла, уже после возвращения с армейской службы деда Яна, в 1911 году. Настуле было тогда 53 года. Дед умер в 1923 году будучи исключительно здоровым. После вечерней гулянки получил критику от женушки, мол, мужики косят, а ты… Ян сказал, что всех обгонит и с раннего утра широкими взмахами косы стал доказывать, что все так же силен и нет ему равных. День выдался жарким, и жажда тянула Яна к холодному роднику на краю покоса. Он ложился и жадно пил чистую воду, потом обливал лицо и снова косил, косил… В полдень дед почувствовал себя плохо и на третий день его не стало. Младшему сыну Павлу было одиннадцать. В четырнадцать лет он стал комсомольцем и, закончив четыре класса, как один из самых грамотных был назначен избачом, то есть работником избы-читальни. Он жил практически сиротой, так как его мать Настуля переселилась к старшим дочерям в соседнюю деревню Валеры. Павел, видимо, вполне был доволен своим положением. Он никогда не обижался на свою мать. Настуля была умной и способной. Худенькая и быстрая, умелая и терпеливая, уважаемая хозяйка, была таинственной для многих. Она что-то знает, говорили многозначительно. Я однажды попросил пояснить, и мне сказали: вот если, например, коровы ни у кого зимой не доятся, то корова Настули дает много молока! Как это? Есть у нее тайные знания… Бабка не увлекалась пустыми разговорами, но и не была затворницей. Безусловно, рассказала бы, как повысить надои, да кто это хотел бы слушать? Все всё знали, а интернета еще не изобрели. Мне повезло пробовать, после пешего похода по непролазным болотам с Лучанок в Валеры, сырники в исполнении бабки Настули. Никогда более вкусных я не ел. Когда ей было 98 лет, я спросил: «Бабуля, вы, наверно, никогда не болели?». «О нет, я часто болела, — ответила она. — Но до 43 лет. Тогда дед Ян служил в армии, а я набирала воду и нечаянно упала в колодец. Вылезти из колодца не могла, так как сломала обе руки. Я окоченела от холодной воды и прощалась с жизнью. Пыталась звать на помощь, но не было сил, и мой голос становился всё слабее. Спас проезжающий мимо нашего хутора на лошади сосед. Месяца три думала — умираю. Но выжила, и больше никогда ничем не болела!».

Последние годы бабушка жила с нами в городе Овруч. Ее явно тяготила городская жизнь. Нечем заняться. Отец мой, возможно, слишком оберегал бабушку от труда. Она однажды при мне сказала, что жить надоело. Умерла в столетнем возрасте, отравившись древесным спиртом, который использовался как растворитель и был спрятан в недоступном месте в кладовке. Настуля принесла лесенку, забралась на верхнюю полку и выпила полный стакан. Крепкий организм трое суток не давал уйти душе на покой. Врачи говорили, что бабушка могла бы прожить еще очень долго.

В моей жизни бабушка Настуля выполнила роль спасителя. Война! Наглые, озверевшие фашисты в 1941 году сожгли много людей, собрав в школах в трех деревнях рядом с моими Лучанками… Но об этом я расскажу позже.

• ДЕД СЛОНЧИК

Яков Невмержицкий родился в селе Лучанки украинского Полесья в семье бедной, с пьющим отцом, которому дали уличную кличку «Лахудра.» Яков вырос крепким, предприимчивым парнем, к которому не приклеилась позорная кличка отца. Работал Яков много, силу направлял на дело, характер показывал выдержанный, трудился как слон, поэтому и кличку получил «Слончик» (слоненок).

Я с интересом слушал высказывания деда Слончика. А говорил он как-то метко, интересно, не похоже на других. Все знали, что у него не было причин любить советскую власть, фактически ограбившую Слончика, ставшего к 1917 году самым богатым в нашем селе Лучанки, никогда он не жаловался на судьбу, не ругал власть. Мы дружили с его внуком Володей, отец которого Левковский погиб на фронте, и дед остался старшим в доме. Пришел дед однажды с молочным бидончиком из магазина и говорит нам: вот, дети, как хорошо жить при советской власти — сходил в магазин, купил молочка, и не надо много работать. А то ведь мы, до Советов, работали как рабы. Я вот был самый глупый человек, потому что держал пятнадцать коров, и столько же коней, да еще волы, овцы. И ведь никогда не использовал наемных работников. Все делал сам, с семьей. Летом вставали с восходом, отдыхали после заката. Так мне, дураку, и этого еще было мало. Узнал я, что у помещика было на два коня больше, и давай увеличивать стадо. Ну а зачем, скажите, мне нужно было семнадцать коней? Вот при советской власти стало жить хорошо. Нет у нас ни коня, ни коровы, только Володя кроликов держит… Хорошая у нас власть.

И непонятно было: шутит дед или и правда ему это нравится. Дед Слончик, с седой удлиненной бородкой и редкими седыми волосами на голове, выглядел очень привлекательно, как некий добрый сказочный (библейский) герой.

Говорили, что в молодые годы дед имел силу богатырскую и легко переносил мешки с мукой весом семь пудов (112 килограммов)!

Прошло много лет. Я приехал из легендарного Братска в город Овруч, город моего детства. Володя, которого мы в детстве дразнили «селедка», стал успешным (для советского времени) семейным человеком. Работал электриком на молочно-консервном заводе, держал маленькую ферму зверьков, превосходный мех которых давал хорошую прибыль. Шапки научился шить сам Володя. Корма для зверьков готовил сам. От качества корма зависело и качество меха. Володя так напоминал своего деда. Ведь Яков тоже выделялся находчивостью и деловой хваткой. Владимир уже имел мотоцикл с коляской и автомобиль «Москвич».

В доме, оставшемся от деда, появилась пристройка на целую квартиру. В доме приличная мебель, музыкальный центр и другие атрибуты достатка тех лет. Двое детей — сын, очень похожий на отца, и красавица дочь.

Владимир попросил меня помочь ему найти в Лучанках бывшую усадьбу деда, которую он никогда не видел. «Твои родственники, Иван, наверное, еще помнят, где жил мой дед».

На «Москвиче» Владимира мы приехали из Овруча в Лучанки в погожий день, и мой дядя, Данило Николаевич, согласился показать, где Слончик выращивал «кулацкие» урожаи.

Мы проехали через лесной ручеек, который издавна зовут «старый млин» (мельница), и поехали по старой песчаной лесной дороге. Через пару километров «Москвич» забуксовал, и Данило сказал «приехали». Я взял лопату, чтобы откопать машину, но Данило предложил сначала осмотреть усадьбу деда. Мы как раз на ней и стоим!

Пошли, хлопцы, покажу. Вот остатки фундамента его дома, вот здесь был ток, а вот и старый заросший колодец.

«Данило Николаевич, здесь же лес, а где его поля?».

«А посмотрите, посчитайте по рядам веток на соснах, сколько им лет?».

«Да этим молодым соснам около сорока лет».

«Как ушел дед в город в 1937 году, так никто здесь больше не пахал».

«Но здесь фактически очень бедная земля — один песок, как же на ней можно было здесь вырастить богатый урожай?».

Данило показал рукой в сторону бывшего болота, теперь осушенного мелиораторами: вот из этого болота Слончик после уборки урожая возил удобрение, теперь это, кажется, сапропель называется. Осень и зиму, пока другие охотой занимались, гуляли, отдыхали, Слончик готовил будущий урожай. А еще он первый в селе привез с «запада «(Украины) новые сорта жита (ржи) и картошки. Даже помещик стал потом у него семена закупать. Примерный хозяин был твой дед, Володя. И умный. Когда после революции пришли к его хутору с требованием сдать продукты для голодающих, это называлось продразверстка, он сам выносил и грузил в телеги все, что мог отдать. Старший бригады по сбору продовольствия отметил, что дед сознательный. 

И когда на следующий год подъехало несколько телег и вооруженные люди потребовали помочь продуктами голодающим в Поволжье, он снова выносил зимние запасы продовольствия, пригласил старшего в дом и спрашивал, может, еще чем-то помочь голодающим? Возьмите теплые вещи, пригодятся. Показал старшему погреб, где в дубовой бочке еще осталось несколько кусков соленого сала. «Заберите, сало очень поможет тем, кто голодает». Забрали, конечно. Когда телеги продразверстки выехали за ворота, их догнал дед: «Сыночки, вы не заметили кусок сала, вот он, заберите». Старший недовольно заворчал: «Ты, старый, не дури, эту шкурку, залипшую к стенке бочки, я тебе оставил, чтобы выжил». «Нет, — сказал дед, — меня будет совесть мучить: люди там голодают, а мы тут в лесу, как-нибудь проживем».

Восемьдесят семей раскулачили в Лученках. Мало кто из них остался живым. А самого богатого «кулака», деда Слончика, не тронули. Его зачислили «сознательным». Вскоре после этого дед собрал самое необходимое и переехал в город Овруч. И на его «кулацких» землях с тех пор вырос сосновый лес…

Уехали мы в раздумье. Вот она, история наших дедов. А ведь они тоже хотели, как и мы, растить детей, любить, верить в добро, мечтать о будущем…