Когда фронтовик Илья Муратов покупает сигареты в магазине, кассир обычно просит его показать паспорт. И, поверьте, это предложение стоит перечитать и переосмыслить.
Участие в специальной военной операции на Украине не сделало Илью внешне взрослей. Но только внешне, внутри он всегда был постарше многих своих сверстников. Говорю со знанием дела, поскольку знакомы мы с ним давно. Несколько раз вместе участвовали в военно-исторических реконструкциях в Братске. Но перед этой встречей виделись несколько месяцев назад, в момент отправки мобилизованных в Новосибирск.
Илья – ровесник века, учился в школе №9, затем в Братском металлургическом техникуме на крановщика, в 2019 году пошел на срочную службу, после остался по контракту на год. После демобилизации работал в «Доме молодёжи» (МКУ «ЦМИ»), ушел оттуда, хотел пойти работать в Росгвардию, но началась СВО, и Илья отправился на нее добровольцем. Сейчас он в отпуске по ранению. Внутри ноги и колена засели осколки. В зависимости от вердикта врачей он либо вернётся к месту службы, либо будет комиссован.
– Я же тогда наврал дома. Сказал, что мне повестка пришла, – рассказывает Илья. –Через полгода жена только рассказала моей маме, что я добровольцем пошёл. Мама расстроилась, конечно, а потом гордилась мной. Ну, правда, жена тоже узнала, что я пошёл на СВО, только по фото из соцсетей. Она тогда женой мне еще не была, мы расписались с ней уже в Новосибирске.
Мы с Ильёй разговаривали долго и о разном, но договорились о том, что в тексте не будет ничего, что может взволновать тех, кто ждёт своих сыновей, мужей и отцов с СВО. Не будет никаких оценок событий и отдельных людей, поскольку у Ильи небольшое воинское звание, а автор там вообще не был. Не будет сказано ничего такого, о чем полноценно можно будет судить только после победы. Поэтому текст получился небольшим.
– Пока ты ещё учился в школе и техникуме, ты постоянно где-то участвовал?
– В школе даже пионером успел побыть – там в клубе «Победа» у нас была своя дружина. Да, я с удовольствием ходил в Дом молодёжи, был волонтёром, участвовал во всяких акциях, например, в «Майском вальсе» – мы танцевали для ветеранов. Мне нравилось. Участвовал в турнире «Регион 38» – это такая военно-спортивная игра, но я только подготовку проходил, для участия был уже «старым». Я когда после армии пришел, пошел туда работать, но оказался профаном в заполнении бумаг на компьютере. Не получилось. Вместо меня взяли нормального человека, и всё там хорошо с этим направлением, где я работал.
– В армии тебе понравилось?
– Да, это прямо моё. Оружие, дисциплина, стрельбы – я всё это люблю. Это часть меня, что ли.
– Нет желания поступить теперь в военное училище?
– Нет. Офицером быть пока не хочу. В зоне боевых действий это очень большая моральная ответственность. Да и не только в этом дело. Я думаю, что после срочной службы, контракта и после участия в боевых действиях «летать» на первом курсе, как все, я не смогу уже. Я хочу пойти служить в Росгвардию, гражданской жизнью не смогу жить.
Илья вспоминает своего командира, который был солдатам буквально родным отцом, с которым не было страшно, которого стыдно было подвести. С тремя пулевыми ранениями бойцы выносили его из боя уже мертвым, рисковали своими жизнями, но не могли оставить человека, которого уважали, будут уважать и помнить всю жизнь.
– Что кажется странным сейчас в мирном городе?
– Очень сложно засыпать в тишине, потому что тишина – это страшно. Если тихо, это означает, что сейчас что-то случится. Это значит, штурмовая группа противника где-то на подходе и засыпать нельзя.
– А нет ощущения какой-то несправедливости? Люди ходят по улицам, веселятся, а где-то идёт война и гибнут люди.
– Нет, наоборот, так и должно быть. Для этого мы и воюем, чтобы люди здесь жили нормальной, счастливой жизнью, чтобы домой это не пришло. А здесь наши старики, бабулечки, жены, дети. Всё для них.
– В Новосибирске вас хорошо обучали?
– Обучали хорошо. Но там, как и везде – если хочешь учиться – научишься. Если не хочешь, то никто в тебя эти знания не вобьёт. Были и те, кто ничему учиться не хотел. Что с ними стало, я не знаю. Мужики взрослые, которым по 30-40 лет, говорили: «Зачем пацанов брали? Нас надо брать, у которых семьи и дети уже». Через несколько месяцев обучения, в январе, улетели в ДНР, ещё через месяц начали ходить на «передок». Ну, на передовой быстро учишься. За неделю примерно уже научился слышать вылеты и прилёты, различать калибры. Самая коварная техника, которой против нас воюет НАТО, это польский миномёт (60-мм миномёт LMP-2017 – прим. авт.), которого не слышно. То есть вылета не слышно, а мину слышишь, наверное, за мгновенье до прилёта.
– Наёмников много воюет против нас?
– Да, в основном поляки и немцы. Один парнишка заблудился, в сумерках вышел нечаянно к украинским позициям. Они ему: «Эй, ты кто? Иди сюда!» Он начал на английском говорить все слова, которые знал. Они рукой махнули на него – наёмник, что с него взять, ну а он обратно к нашим – боком, боком…
– Отдавал ли ты себе отчёт в том, как выглядят боевые действия на самом деле?
– Конечно, нет. А кто может это понять и почувствовать, не побывав там? Конечно, примерные какие-то представления об этом у меня были, и не на уровне кинофильмов, а ближе к реальности, но когда погиб первый парень из нашей роты, тогда пришло другое понимание.
– В Бога поверил?
– А там нет неверующих. Как только начинается канитель – начинаешь молиться и прощения просить у родных. Да и часто бывают случаи, которые сложно без Бога объяснить. Да даже вот в меня, в мой окопчик, три гранаты с коптера закинули, и я остался живой. Я, конечно, обложился всем, что там было – пустыми цинками, рюкзаками, лопатами, но гранаты взрывались на расстоянии вытянутой руки и только ранили осколками и контузили. Я тогда в дозоре в окопчике один сидел, «на глазах», как у нас говорят, в сущности, у всех на виду. Сначала два танка подъехали, начали наши позиции обстреливать, а потом коптер прилетел и мной занялся.
– Видео с тем, как на тебя бросали гранаты, не искал на украинских ресурсах?
– Нет. Я предпочитаю тактику незнания. Я и новости-то не люблю смотреть. И маму просил, чтобы она новости не смотрела по телевизору. Говорю ей: ты лучше меня спроси, чем переживать впустую.
– То, что происходит сейчас на передовой, это боевые действия дронов?
– Да, война технологий. От дронов очень много зависит – это и глаза, и боевое оружие. Ты постоянно на прицеле, тебя постоянно ищут, чтобы накрыть. Если тебя нет в прямой видимости противника, то это не значит, что он тебя не видит.
– Ожесточение есть сейчас в тебе какое-то?
– К людям вообще? Нет такого ожесточения, конечно.
– Нет, ожесточение к противнику.
– Да тоже нет какой-то лютой ненависти, и не было её.
– Какой совет дал бы тем, кто собирается пойти на СВО?
– Обычный солдатский совет: в любое свободное время окапывайся. Ищи низину, овражек. Не залегай за деревом, оно не спасёт, а при стечении обстоятельств может только усугубить ситуацию. Например, если в дерево попадёт мина или снаряд, все осколки будут только твои.
– Сейчас у тебя нет желания вести общественную работу?
– А почему бы и нет? Я бы обучил медицине первой помощи. Это очень сильно пригождается, во-первых. А во-вторых, у меня реальный опыт оказания первой помощи в боевых действиях. Могу точно сказать, что благодаря этим знаниям я с ребятами двух человек спас. И помощь оказал, и на адреналине вытащил человека, который, наверное, учитывая снаряжение и броню, вдвое тяжелее меня был.
– Все выплаты ты получаешь вовремя? Проблемы участников СВО решаются?
– Да, все положенные выплаты приходят. Вся возможная помощь оказывается. Дрова маме вот привезли. Спасибо всем, кто помогал, переживал и молился.
– Сам ты изменился, как считаешь?
– Да. Внешне я, может быть, и не повзрослел, но внутри чувствую, что стал гораздо старше. Научился ценить жизнь. Буквально каждое её мгновенье, каким бы оно ни было.
Кирилл БАКУРКИН
